Since she whom I lov’d hath pay’d her last debt

To Nature, and to hers, and my good is dead,

And her Soule early into Heaven ravished,

Wholly on heavenly things my mind is sett.

Here the admyring her my mind did whett

To seeke thee God;

so streams do shew their head;

But though I have found thee and thou my thirst hast fed,

A holy thirsty dropsy melts mee yett,

But why should I begg more love, when as thou

Dost wooe my soul for hers: off’ring all thine:

And dost not only feare lest I allow

My love to Saints and Angels, things divine,

But in thy tender jealousy dost doubt

1, yea, Devill putt thee out.

Так как та, которую я любил, заплатила свой последний долг

Природе и ей, и мое добро мертво,

И ее Душа рано в Небеса увлеклась,

Всецело на небесное устремлен мой ум.

Здесь, восхищаясь ею, мой разум разжег

искать тебя Бога;

так ручьи показывают свою голову;

Но хотя я нашел тебя, и ты утолил мою жажду,

Святая жаждущая водянка растапливает меня еще,

Но почему я должен просить больше любви, когда, как ты

Добейся моей души за нее: отдай все свое:

И не только бойтесь, как бы я не позволил

Моя любовь к Святым и Ангелам, вещам божественным,

Но в твоей нежной ревности ты сомневаешься

1, да, черт тебя побери.