What if this present were the world’s last night?

Marke in my heart, O Soule, where thou dost dwell,

The picture of Christ crucified, and tell

Whether that countenance can thee affright,

Teares in his eyes quench the amazing light,

Blood fills his frownes, which from his pierc’d head fell.

And can that tongue adjudge thee into hell,

Which pray’d forgivenesse for his foes fierce spight?

No, no;

but as in my Idolatrie

I said to all my profane mistresses,

Beauty, of pity, foulenesse onely is

A sign of rigour: so I say to thee,

To wicked spirits are horrid shapes assign’d,

This beauteous forme assures a piteous minde.

Что, если этот подарок был последней ночью в мире?

Отметь в сердце моем, о Душа, где ты обитаешь,

Изображение Христа распятого и расскажите

Может ли это лицо испугать тебя,

Слезы на глазах гасят удивительный свет,

Кровь наполняет его брови, которые упали с его пронзенной головы.

И может ли этот язык присудить тебя в ад,

Кто молил о прощении своим врагам свирепым взглядом?

Нет нет;

но как в моем идолопоклонстве

Я сказал всем своим нечестивым любовницам,

Красота, жалость, мерзость одна

Знак строгости: так я говорю тебе,

Злым духам приписаны ужасные формы,

Эта прекрасная форма убеждает в жалком уме.