Our daughter is one and a half, you have been dead eleven days

I got on the boat and came to the place where the three of us were going to

build our house if you had lived

You died though, so I came here alone with our baby and the dust of your bones

I can’t remember, were you into Canada geese?

Is it significant, these hundreds on the beach?

Or were they just hungry for mid-migration seaweed?

What about foxgloves?

Is that a flower you liked?

I can’t remember, you did most of my remembering for me

And now I stand untethered in a field full of wild foxgloves

Wondering if you’re there, or if a flower means anything

And what could anything mean in this crushing absurdity?

I brought a chair from home, I’m leaving it on the hill

Facing west and north, and I poured out your ashes on it

I guess so you can watch the sunset

But the truth is I don’t think of that dust as you

You are the sunset

Нашей дочери полтора года, ты умер одиннадцать дней

Я сел в лодку и пришел к тому месту, куда мы втроем собирались

построй наш дом, если бы ты жил

Но ты умер, поэтому я пришел сюда один с нашим ребенком и прахом твоих костей.

Я не могу вспомнить, вы любили канадских гусей?

Разве это важно, эти сотни на пляже?

Или они просто изголодались по мигрирующим водорослям?

А наперстянки?

Тебе понравился этот цветок?

Я не могу вспомнить, ты сделал большую часть моих воспоминаний за меня.

И теперь я стою без привязи в поле, полном диких наперстянок

Хотите знать, если вы там, или цветок означает что-нибудь

И что может означать что-нибудь в этом сокрушительном абсурде?

Принесла стул из дома, оставлю на пригорке

Лицом к западу и северу, и я излил на него твой прах

Я думаю, так что вы можете смотреть на закат

Но правда в том, что я не думаю об этой пыли так, как вы

Ты закат