Ночной полёт - Олег Митяев

В брюхе дугласа ночью скитался меж туч

И на звезды глядел,

И в кармане моем заблудившийся ключ

Все звенел не у дел,

И по сетке скакал надо мной виноград,

Акробат от тоски;

Был далек от меня мой родной Ленинград,

И все ближе — пески.

Бессеребряной сталью мерцало крыло,

Приближаясь к луне,

И чучмека в папахе рвало, и текло

Это под ноги мне.

Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи:

Над одною шестой

В небо ввинчивал с грохотом нимбы свои

Двухголовый святой.

Я бежал от судьбы, из-под низких небес,

От распластанных дней,

Из квартир, где я умер и где я воскрес

Из чужих простыней;

От сжимавших рассудок махровым венцом

Откровений, от рук,

Припадал я к которым и выпал лицом

Из которых на юг.

Cчастье этой земли, что взаправду кругла,

Что зрачок не берет

Из угла, куда загнан, свободы угла,

Но и наоборот;

Что в кошачьем мешке у пространства хитро

Прогрызаешь дыру,

Чтобы слез европейских сушить серебро

На азийском ветру.

Что на свете — верней, на огромной вельми,

На одной из шести —

Что мне делать еще, как не хлопать дверьми

Да ключами трясти!

Ибо вправду честней, чем делить наш ничей

Круглый мир на двоих,

Променять всю безрадостность дней и ночей

На безадресность их.

Дуй же в камни мои не за совесть и страх,

Но за совесть и стыд.

Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах

Или бог пощадит —

Все едино, как сбившийся в строчку петит

Смертной памяти для:

Мегалополис туч гражданина ль почтит,

Отщепенца ль — Земля.

Hо, услышишь, когда не найдешь меня ты Днем при свете огня,

Как в Быково на старте грохочут винты:

Это — помнят меня

Зеркала всех радаров, прожекторов, лик

Мой хранящих внутри;

И внехрамовый хор — из динамика крик

Грянет медью: смотри!

Tам летит человек!

Hе грусти!

Улыбнись!

Oн таращится вниз

И сжимает в руке виноградную кисть,

Словно бог Дионис.

In the belly of Douglas wandered between the clouds at night

And looked at the stars

And in my pocket is a lost key

Everything rang out of work,

And grapes jumped over me on the net,

Acrobat from longing;

My native Leningrad was far from me,

And the sands are getting closer.

The wing flickered like silverless steel,

Approaching the moon

And the chuchmek in the hat vomited and flowed

It's under my feet.

My brain in oblivion was beating with an ice floe in a glass:

Over one sixth

He screwed his halos into the sky with a roar

Two-headed saint.

I fled from fate, from under low skies,

From flattened days

From the apartments where I died and where I resurrected

From other people's sheets;

From those who squeezed the mind with a terry crown

Revelations, from the hands,

I fell to whom and fell face down

Of which to the south.

The happiness of this earth, which is really round,

What the pupil does not take

From the corner where driven, the freedom of the corner,

But also vice versa;

What's in the cat's bag near space cunningly

Gnawing a hole

To dry the silver of European tears

On the Asian wind.

What in the world - or rather, on a huge velmy,

On one of the six

What else can I do but not slam doors

Yes, shake the keys!

For it is really more honest than to share our nobody's

Round world for two

Change all the joylessness of days and nights

On their unaddressed.

Blow into my stones not for conscience and fear,

But for conscience and shame.

Will I choke in the sands, will I break in the mountains

Or God will spare

Everything is one, like a petit who has gone astray

Mortal memory for:

Megalopolis will honor the citizen's clouds,

The renegade is the Earth.

But, you will hear when you do not find me In the daytime by the light of fire,

How propellers rumble at the start in Bykovo:

This is remember me

Mirrors of all radars, searchlights, face

My keeping inside;

And the extra-temple choir - from the speaker a cry

Blast copper: look!

There is a man flying!

Don't be sad!

Smile!

He's staring down

And squeezes a bunch of grapes in his hand,

Like the god Dionysus.