Ну вот... - Александр Розенбаум

Ну вот, опять меня куда-то в смурь и в хмарь несет,

А я все жду до тошноты красивых нот,

Но пальцы нынче шьют одно,

А голос ставит все вверх дном наоборот.

Впросак пропал твой поцелуй в прокуренных усах —

Ты извини, но я их ночью обкусал.

О лампу бился мотылек,

И лишь под утро я прилег с собою сам.

А было все когда-то легким, песни падали, как снег,

И наяву дышалось легким точно так же, как во сне,

И полозья не скрипели у саней.

А было все когда-то проще, даже если волком выл,

А теперь в святые мощи верю чаще, чем живым,

А в глазах моих все меньше синевы.

Ну вот, ползет на взлет срок излетавший самолет,

И я опять молюсь, чтоб классным был пилот,

Хотя того, чему бывать, не миновать,

И наплевать, что рейс не тот.

А было все когда-то рядом, только руку протяни,

А теперь до Ленинграда дальше, чем до заграниц,

Манят нас Санкт-петербургские огни.

Как жаль, что от обиды нынче губы не дрожат.

И не помчаться за тобой, как на пожар.

Что чаще в кресле, чем в седле,

Того, что мне не двадцать лет, безумно жаль.

Что чаще в кресле, чем в седле,

Того, что мне не двадцать лет, безумно жаль.

Я чаще в кресле, чем в седле,

Того, что мне не двадцать лет, безумно жаль.

А было все когда-то легким, песни падали, как снег,

И наяву дышалось легким точно так же, как во сне,

И полозья не скрипели у саней.

А было все когда-то проще, даже если волком выл,

А теперь в святые мощи верю чаще, чем живым,

А в глазах моих все меньше синевы.

Well, here again, I'm being carried somewhere in the gloom and in the gloom,

And I'm still waiting for sickeningly beautiful notes,

But fingers now sew one thing,

And the voice puts everything upside down.

Lost your kiss in a smoky mustache -

Excuse me, but I bit them at night.

A moth beat against the lamp,

And only in the morning I lay down with myself.

And everything was once easy, songs fell like snow,

And in reality I breathed lightly just like in a dream,

And the runners did not creak at the sled.

And everything was once simpler, even if the wolf howled,

And now I believe in holy relics more often than living ones,

And there is less and less blue in my eyes.

Well, the plane that took off is crawling to take off,

And I again pray that the pilot was cool,

Although what happens cannot be avoided,

And don't give a damn that the flight is not the same.

And everything was once nearby, just stretch out your hand,

And now it's farther to Leningrad than to foreign countries,

St. Petersburg lights beckon us.

What a pity that lips do not tremble now from resentment.

And not to rush after you like a fire.

What is more often in an armchair than in a saddle,

It's a pity that I'm not twenty years old.

What is more often in an armchair than in a saddle,

It's a pity that I'm not twenty years old.

I am more often in a chair than in a saddle,

It's a pity that I'm not twenty years old.

And everything was once easy, songs fell like snow,

And in reality I breathed lightly just like in a dream,

And the runners did not creak at the sled.

And everything was once simpler, even if the wolf howled,

And now I believe in holy relics more often than living ones,

And there is less and less blue in my eyes.