В красноярских лагерях - Михаил Гулько

Когда конвой за вахтой

Ожидает нас,

И мы выходим в марево рассвета,

И тот амурский гармонист

Играет вальс,

Вся жизнь пройдет за эти три куплета.

И вся воля и не воля

Пробегут во весь опор:

Черный ворон, белый лебедь,

Черно-белый приговор!

Все сгорело, как солома,

Пронеслось на всех парах,

От детдома — до дурдома

В красноярских лагерях.

Овчарки лают так,

Что ежиться барак,

Лютует вохра и самоохрана,

А я не злой ни на людей,

Ни на собак,

Но в пять подъем, начальник,

Это рано!

Мороз под сорок,

И скрипит на мне кирза,

Опять сегодня нормы не одюжим!

Собаки злобно смотрят

Прямо мне в глаза,

Они меня бы схавали на ужин!

Потом начальничек,

Он вызовет зэка,

С портрета глянет

Феликс легендарный,

И спросят оба эти два большевика —

За что я им такой неблагодарный?

От детдома — до дурдома

В красноярских лагерях.

When the convoy is on watch

Waiting for us

And we go out into the haze of dawn,

And that Amur harmonist

Waltz is playing

All life will pass for these three verses.

And all will and no will

They will run at full speed:

Black raven, white swan,

Black and white judgment!

Everything burned like straw

Passed at full steam,

From an orphanage to a madhouse

In Krasnoyarsk camps.

Sheepdogs bark like this

What to cringe barrack,

Vohra and self-protection are fierce,

And I'm not angry at people,

Not for dogs

But rise at five, chief,

It is early!

Frost under forty,

And the kirza creaks on me,

Again, today the norms are not the same!

Dogs look angry

Right into my eyes

They would have taken me for dinner!

Then the boss

He will call the convict,

Looks from the portrait

Felix the legendary

And both these two Bolsheviks will ask -

Why am I so ungrateful to them?

From an orphanage to a madhouse

In Krasnoyarsk camps.