Todos los días lo encontraba

en el mismo autobús, el mismo viaje.

Le oía platicar y nos hablaba

de las calles de Boedo en Buenos Aires.

Tardes de truco y los amigos,

los pibes, la vieja y esas noches

de diciembre en el portal de cada casa.

Y era todo tan suave como un roce.

Su soliloquio oíamos, entre paradas,

y Argentina, despacito, se colaba

en la mañana fría y los viajeros

sonreían escuchando sus palabras.

Nos hablaba del temor y la miseria,

de la crisis que ennegrece estos días

y recordaba antes de que todo estallara:

él tuvo planes, futuro, toda una vida.

Y el autobús callaba y de repente

habitábamos todos un colectivo

recorriendo, cansado, Buenos Aires,

por las calles de un Madrid lleno de frío.

Ahora, decía, estaba bárbaro:

tenía un buen laburo y ya su jefe

le había prometido que muy pronto

le arreglaría todos los papeles.

Y muy pronto los pibes y la vieja

se vendrían acá.

Todo se arregla.

«Cuestión de confianza», nos decía.

El futuro ha de venir en primavera.

Y me parece oír un dulce tango,

y no sé si eres vos o si sos tú,

entre el yira o tal vez la última curda,

tenés el corazón mirando al sur.

Cada mañana nos toca leer

nuevas leyes contra el viajero que llega.

Entonces pienso en él.

Ruego a los dioses

que guarden su camino y lo protejan.

No lo hemos vuelto a ver.

Hará

tres meses desde el tiempo en que decía

que se sentía tan bien acá en España…

igual que si estuviera en su Argentina.

Каждый день я находил это

на том же автобусе, той же поездкой.

Я слышал, как он говорил, и он говорил с нами

улиц Боэдо в Буэнос-Айресе.

Послеобеденные проделки и друзья,

дети, старуха и те ночи

Декабрь на портале каждого дома.

И все это было так же гладко, как прикосновение.

Его монолог мы слышали между остановками,

и Аргентина, медленно, проскользнула в

холодным утром и путники

Они улыбались, слушая его слова.

Он говорил нам о страхе и страдании,

кризиса, который омрачает эти дни

и я вспомнил, прежде чем все взорвалось:

у него были планы, будущее, вся жизнь.

А автобус молчал и вдруг

мы все жили в коллективе

гастроли, устал, Буэнос-Айрес,

по улицам Мадрида, полным холода.

Теперь, по его словам, он был варваром:

у него была хорошая работа и он уже был его начальником

Я обещал ему, что очень скоро

Я бы починил все бумаги.

И очень скоро дети и старушка

они придут сюда

Все исправлено.

«Вопрос доверия», — сказал он нам.

Будущее должно наступить весной.

И мне кажется, я слышу сладкое танго,

и я не знаю, ты ли это или ты,

между йирой или, возможно, последней курдой,

у вас есть сердце, обращенное на юг.

Каждое утро мы должны читать

новые законы против прибывающих путешественников.

Потом я думаю о нем.

Я молюсь богам

пусть они охраняют его путь и защищают его.

Больше мы его не видели.

Сделаю

через три месяца после того, как он сказал

что ему так хорошо здесь, в Испании…

так же, как если бы он был в своей Аргентине.