Жалобы (Euharisto Gaia II) - Василий К.

Бог истинный, бог милосердный,

К тебе взываю, раб твой верный,

С тобой вступить желаю в спор

Я, твой слуга нелицемерный.

На сей земле, что многолюдна,

Твоё любое дело чудно,

Но многое из дел твоих,

Немудрому, постичь мне трудно.

О господи, твои творенья —

Адам и Ева в райской сени

Вкушали мир, и был язык

Един до их грехопаденья.

Создатель, окажи мне милость:

Дай мне постичь, как получилось,

Что от единственной четы

Двунадесять племён родилось?

Теперь пестра юдоль земная,

И что ни местность — речь иная

И все людские племена

Враждуют, устали не зная.

Свой сохранил язык библейский

Израильтянин иудейский,

Сберёг сириец свой язык,

Своё наречье — курд халдейский.

Всем племенам язык подарен,

Но грека не поймёт татарин,

Грек -славянина, гунна — перс,

Латинянина — внук Агари.

Татарина — далмат испанский,

Китайца — житель ханаанский,

Франк армянина не поймёт,

Алана — тюрок самаркандский.

К добру и праведности склонным,

Ты видишь сам, как нелегко нам.

Иль все погрязли мы в грехе,

Живя не по твоим законам?

Коль так, хоть я не всех мудрее,

Скажу: не будь ты к нам добрее

И многогрешный мой народ

С лица земли сотри скорее!

Нам жить иль гибнуть не иначе,

Чем так, как ты это назначишь.

По приговору твоему

И веселимся мы и плачем!

Не по твоей ли мудрой воле

Один живёт сто лет и боле,

Другой является на свет

И вянет, как травинка в поле?

Скорбит отец, судьбой гонимый,

Был сын один — погиб любимый.

А у соседа десять душ —

И здравы все, и невредимы.

Тот жив, хоть умереть мечтает,

Другому б жить — он умирает.

Старуха дряхлая живёт,

Отроковица угасает.

Жизнь одному кошель раздула

Другому лишь суму швырнула,

У одного — табун коней,

А у другого нет и мула.

Одним судьба дарит палаты,

Другим — на рукава заплаты,

Одним жалеет медяка,

Другим дарует горы злата.

Иным судьба даёт поблажки,

Пути других бывают тяжки.

Один из нас одет в атлас,

Другой — в заплатанной рубашке.

Один в страданьях безутешен,

Плетётся безоружный, пеший.

Другой гарцует на коне,

Оружьем дорогим обвешан.

И этот всадник с силой бычьей

Свой обнажает меч привычный.

Жену бедняги и детей

Берёт как честную добычу.

Не ты ли разделил, владыка,

Весь мир на малых и великих,

Чтобы один в довольстве жил,

Другой чтоб вечно горе мыкал?

Кто в мире счастлив, кто беспечен?

Кто здесь удачею отмечен?

Хоть десять лет я проищу —

Счастливцев я не многих встречу.

Кто ж те счастливцы: царь на троне

Или священник на амвоне,

Придворный льстец, богач купец,

Писец, творящий беззаконье?

Беда и счастье — всё незряче,

Нас больно бьют, и горько плачет

Тот, у кого богатства нет,

Нет красноречья, нет удачи.

Несчастен муж, судьбой гонимый,

Не нужный никому, не чтимый,

Идёт, терзаемый бедой,

И всё-таки неколебимый.

Иной священник, льстец бывалый —

В день праздничный ему, пожалуй,

При целовании креста

Перепадает куш немалый.

Удел завидный у счастливца,

В почётный угол он садится,

И «Аллилуйя» не проймёт

Нажравшегося нечестивца.

Богат неправедный священник,

А брат его и соплеменник

Пред ним сгорает, как свеча,

И унижается, как пленник.

Недобр священник к неимущим,

Им грех и малый не отпущен.

Он страждущего бедняка

Считает наказаньем сущим.

Того лишь встретит он с почтеньем,

Кто в силе, кто богат именьем,

Пусть даже богачи — глупцы,

Он внемлет их пустым реченьям.

Создатель в этой жизни бренной

Нас верой одарил священной.

Но блага все отмерил нам

Он мерою неравноценной.

Не всяк удачею отмечен,

Один угрюм, другой беспечен.

Не все красивы и умны

И обладают