Вот и время подумать, никто не тревожит заботой,

Кто вскрывает консервом живот, кто считает багаж,

Кто молчит, кто храпит очень громко и строго по нотам,

Кто уткнулся в стекло, изучает унылый пейзаж.

Я в плацкартном вагоне вдыхаю общественный запах,

Ты рисуешь собаку на том запотевшем стекле.

Закрываешь глаза – и огромное небо в алмазах

Открываешь, и снова один ты на грешной земле.

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Жаль, что мало запросил,

Ты мало запросил.

И не надо от жизни-кассирши обещанной сдачи,

Если есть шанс до смерти дожить, загорая в долгах.

Ты живою водой поливаешь на маминой даче

Сорняки у крыльца, что когда-то купалась в цветах.

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Видно, мало запросил…

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Жаль, что мало запросил,

Ты мало запросил.

Вот и время подумать, никто не тревожится заботой,

Кто вскрывает консервом живот, кто считает багаж,

Кто молчит, кто храпит очень громко и строго по нотам,

Кто уткнулся в стекло, оценить унылый пейзаж.

Я в плацкартном вагоне вдыхаю общественный запах,

Ты рисуешь собаку на том запотевшем стекле.

Закрываешь глаза – и огромное небо в алмазах

Открываешь, и снова один ты на грешной земле.

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Жаль, что мало запросили,

Ты мало запросил.

И не надо от жизни-кассирши обещанной сдачи,

Если есть шанс дожить до смерти, загорая в долгах.

Ты живою водой поливаешь на маминой даче

Сорняки у крыльца, что когда-то купалась в цветах.

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Видно, мало запросили…

На десерт помоешь грушу,

Ты давно себя простил,

Ты продал чертёнку душу,

Жаль, что мало запросили,

Ты мало запросил.