Резня - Александр Маршал

Я видел это сам, в ночи холодный дождь,

И вновь над Колымой повисла осень.

Шел 43 год, судьбу не повернешь,

И у судьбы своё не спросишь.

В бараке 300 душ, озлобленных, худых,

И постоянный пресс от уголовных.

И тут фронтовики вступились за своих,

И задышала ночь неровно.

Я видел это сам, стоят плечо к плечу

Здоровые матросы из балтфлота.

А кто-то из блатных топтал ногой свечу,

С разведчиками и с пехотой.

Сцепились сто на сто заточки и ножи.

И урки?

вновь отчаянно отбивались.

И как под жернова пошла за жизнью жизнь,

Отхаркиваясь и кривляясь.

Я видел это сам, текла ручьями кровь,

Её теперь не смоет дождь осенний.

И вдруг среди толпы, как Вера и Любовь,

Надеждою возник отец Арсений.

Я видел это сам, он среди них стоял,

Тщедушный и больной, но сильный духом.

Он руки приподнял: «Опомнитесь», — сказал.

Барак заледенел, заледенел и слушал.

I saw it myself, cold rain in the night,

And again autumn hung over Kolyma.

It was 43 years old, you can’t change fate,

And you can't ask your fate.

There are 300 souls in the barrack, embittered, thin,

And constant press from criminals.

And then the front-line soldiers stood up for their own,

And the night breathed unevenly.

I saw it myself, standing shoulder to shoulder

Healthy sailors from the Baltic Fleet.

And one of the thieves trampled a candle with his foot,

With scouts and infantry.

A hundred on a hundred sharpeners and knives grappled.

And urks?

again desperately fought back.

And as under the millstone life followed life,

Expectorating and grimacing.

I saw it myself, blood flowed in streams,

The autumn rain won't wash it away now.

And suddenly among the crowd, like Faith and Love,

Father Arseny arose with hope.

I saw it myself, he stood among them,

Frail and sick, but strong in spirit.

He raised his hands: “Come to your senses,” he said.

The barrack was frozen, frozen and listened.