Ветеран - Александр Маршал

В прибывающий поезд не нужен билет и уже обнимаю с разбега

Ветерана с войны девятнадцати лет на исходе двадцатого века.

Он мальчишка лицом, он со мной как с отцом, по жилому шагает Арбату.

Нам удобней пешком, он был лучшим дружком моему не пришедшему брату.

Он был лучшим дружком моему не пришедшему брату.

И про то, кем был брат, и про джалаламат, и про цель на радарном экране

Он рассказывать рад, но ударил набат на Кремлёвском Великом Иване.

Медный колокол бил, будто небо рубил, будто голуби звуки взлетали.

Был обуглен закат, и рекламный Арбат отражался на белой медали.

Был обуглен закат, и рекламный Арбат отражался на белой медали.

И сказал он в тоске: «Как красиво в Москве, и куда ни взгляни — пьедесталы,

Пьедесталы подряд, ну, а там для ребят только скалы, одни только скалы.

Если где-то война, значит, чья-то вина, мы её на себя перепишем».

Он был старше судьбой не на год, так на бой, из которого брат мой не вышел.

Он был старше судьбой не на год, так на бой, из которого брат мой не вышел.

В прибывающий поезд не нужен билет и уже обнимаю с разбега

Ветерана с войны девятнадцати лет на исходе двадцатого века.

Был проездом иль нет, и смотрел я во след, и качался вагон, как калека.

Ветерану войны девятнадцати лет я желал двадцать первого века.

Он был старше судьбой не на год, так на бой, из которого брат мой не вышел.

I don’t need a ticket for the arriving train and I’m already hugging from the running

Veteran from the Nineteen Years' War at the end of the twentieth century.

He is a boy with a face, he is with me as with a father, he is walking along the Arbat.

It’s more convenient for us on foot, he was the best friend of my brother who didn’t come.

He was the best friend of my brother who did not come.

And about who the brother was, and about jalalamat, and about the target on the radar screen

He is glad to tell, but the alarm sounded on the Kremlin Veliky Ivan.

The copper bell beat as if it was chopping the sky, as if the sounds of doves were flying up.

The sunset was charred, and the advertising Arbat was reflected on the white medal.

The sunset was charred, and the advertising Arbat was reflected on the white medal.

And he said in anguish: “How beautiful it is in Moscow, and everywhere you look there are pedestals,

Pedestals in a row, well, but for the guys there are only rocks, only rocks.

If there is a war somewhere, then it is someone else's fault, we will rewrite it on ourselves."

He was older by fate not by a year, but by the battle, from which my brother did not come out.

He was older by fate not by a year, but by the battle, from which my brother did not come out.

I don’t need a ticket for the arriving train and I’m already hugging from the running

Veteran from the Nineteen Years' War at the end of the twentieth century.

Whether I was passing through or not, I looked in the wake, and the carriage swayed like a cripple.

For a nineteen-year-old war veteran, I wished for the twenty-first century.

He was older by fate not by a year, but by the battle, from which my brother did not come out.