Песня о друге - Александр Градский

Я совсем не был с ним знаком, но о друге мечтал таком,

Что меня не продаст тайком, хоть его жги огнем.

У дороги цветком таким, он назло многим рос-таки,

Вы, вокальных дел мастаки, не споете о нем.

Совпадая с фамилией, наказуя и милуя,

Вверх стремился он с силою, что не выразить мне.

Но, как ведется в святой Руси, сколь поэта не возноси,

Его высь иже в небеси, ну, а тело в земле.

Пусть он связки пересмыкал, пусть не всяк его стих смекал,

Но зато он не пресмыкался, как многие тут.

И когда в зале смех стихал, начиналася мистика

Его песенного стиха.

То был каторжный труд.

Припев

Он из самых последних жил не для славы и пел и жил,

Среди общей словесной лжи он себя сохранил.

И на круче без удержи все накручивал виражи,

Видно, мало нас учит жизнь — тот убит, кто раним.

I did not know him at all, but I dreamed of such a friend,

That he won't sell me secretly, even if you burn him with fire.

By the road with such a flower, it grew in spite of many,

You, vocal masters, will not sing about him.

Coinciding with the surname, punishing and merciful,

He strove upward with a force that I cannot express.

But, as is done in holy Russia, no matter how much you exalt a poet,

His height is already in heaven, well, but his body is in the earth.

Let him jump the ligaments, let not every one of his verses be savvy,

But on the other hand, he did not grovel like many here.

And when the laughter subsided in the hall, mysticism began

His song verse.

That was hard labor.

Chorus

He was one of the very last who did not live for glory, and sang and lived,

Among the general verbal lies, he saved himself.

And on the steeper without restraint he twisted turns,

It can be seen that life teaches us little - he is killed, who is vulnerable.