Dormono entrambi,

Non vedran la mano

Che li percuote.

Non pentirti, o core;

Viver non ponno.

Qui supplizio,

E in Roma obbrobrio avrian,

Peggior supplizio assai;

Schiavi d’una matrigna.

Ah!

No!

Giammai!

Sorge risoluta

Muoiano, sì.

Non posso avvicinarmi.

Un gel mi prende

E in fronte mi si solleva il crin.

I figli uccido!

Teneri figli.

Essi, pur dianzi delizia mia,

Essi nel cui sorriso

Il perdono del ciel mirar credei

Ed io li svenerò?

Di che son rei?

risoluta

Di Pollione son figli

Ecco il delitto.

Essi per me son morti!

Muoian per lui.

E non sia pena che la sua somigli.

Feriam.

S’incammina verso il letto;

alza il pugnale;

dà un grido inorridita;

al grido i fanciulli si svegliano.

Ah!

No!

Son miei figli!

Li abbraccia piangendo amaramente.

Olà!

Clotilde!

Оба спят,

Они не увидят руки

Это поражает их.

Не раскаивайся, сердцевина;

Вивер не делает.

Здесь пытка,

А в Риме аврианское позорище,

Гораздо хуже пытки;

Рабы мачехи.

Ах!

Нет!

Никогда!

Он поднимается решительно

Они умирают, да.

Я не могу подобраться.

Гель берет меня

И на моем лбу мои волосы подняты.

Я убиваю детей!

Нежные дети.

Они, хоть и мой восторг,

Они в чьей улыбке

Прощение небес я верил

И я буду их обморок?

В чем я виноват?

решительный

Они дети Поллиона.

Вот преступление.

Они мертвы для меня!

Я умираю за него.

И пусть не больно это его сходство.

Фериам.

Он идет к кровати;

поднять кинжал;

издает испуганный крик;

на крик дети просыпаются.

Ах!

Нет!

Они мои дети!

Он обнимает их, горько плача.

Хола!

Клотильда!