It’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy.

He was only twenty five,

had an open heart and tender mind,

he sang through all the hymns he knew,

he was searching for a higher sign,

when his water was turned to wine,

all the darkness became light.

Babies and a patient wife,

they just wouldn’t have to keep him high,

so he gave them up just to fill his cup,

every sip would make him feel alive,

no bones in his body were dry.

It’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy.

Now he’s finally come around,

he’s got wrinkles and a crooked friend,

he holds back tears thinking of the years,

that the bottle had a long time down,

so he’d sit have another round,

singing hallelujah 'till it drowns.

It’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy,

it’s a tragedy.

Это трагедия,

это трагедия,

это трагедия,

это трагедия.

Ему было всего двадцать пять,

имел открытое сердце и нежный ум,

он пропел все гимны, которые знал,

он искал высший знак,

когда его вода превратилась в вино,

вся тьма стала светом.

Младенцы и терпеливая жена,

им просто не нужно было бы держать его высоко,

поэтому он отказался от них, чтобы наполнить свою чашу,

каждый глоток заставлял его чувствовать себя живым,

кости в его теле не были сухими.

Это трагедия,

это трагедия,

это трагедия,

это трагедия.

Теперь он, наконец, пришел в себя,

у него морщины и кривой друг,

он сдерживает слезы, думая о годах,

что бутылка была давно опущена,

так что он сидел бы еще один раунд,

петь аллилуйя, пока не утонет.

Это трагедия,

это трагедия,

это трагедия,

это трагедия.