Измена - Михаил Шуфутинский

Не знаю, как и быть.

Простить или убить?

Точить ли мне кинжал дамасской стали?

Застал свою жену в постели не одну, с дружком моим они в обнимку спали.

Застал свою жену в постели не одну, с дружком моим они в обнимку спали.

Ему я доверял, как самому себе, ей нес все до копейки, до единой.

За веру да харчи сполна я получил — на сдачу мне перо воткнули в спину.

Две пары честных глаз, как будто в первый раз, смотрели на меня, не отрываясь.

Я бросил им штаны, сел на пол у стены и, улыбнувшись, молвил: «Одевайтесь…»

Огонь в груди горел, но я в упор смотрел, как путалась жена в белье знакомом.

Как лучший мой дружок надеть не мог носок: он был в гостях, а я, конечно, дома.

Как лучший мой дружок надеть не мог носок: он был в гостях, он был в гостях,

а я, конечно, дома.

Ну, вот они уже, как будто бы в глиже, и за столом сидим мы, как и прежде.

Стакан я выпил свой, потом налил другой и речь толкнул: «За дружбу, мол,

и нежность».

Довел я их до слез, и корешок завял и водку потянул в нутро покорно.

Да, только не донес я свой стакан, поднял и выплеснул ему в родную морду.

Да только не донес я свой стакан, поднял и выплеснул ему в родную морду…

I don't know how to be.

Forgive or kill?

Shall I sharpen my Damascus steel dagger?

I found my wife not alone in bed, they slept in an embrace with my friend.

I found my wife not alone in bed, they slept in an embrace with my friend.

I trusted him as I trusted myself, she carried everything to the last penny, to the last.

For faith and grub, I received in full - for change, they stuck a pen in my back.

Two pairs of honest eyes, as if for the first time, looked at me without looking away.

I threw my pants at them, sat down on the floor near the wall and, smiling, said: "Get dressed..."

The fire was burning in my chest, but I watched point-blank as my wife got confused in familiar underwear.

As my best friend, he couldn’t put on a sock: he was visiting, and, of course, I was at home.

As my best friend could not put on a sock: he was visiting, he was visiting,

and of course I'm at home.

Well, here they are already, as if in a glider, and we are sitting at the table, as before.

I drank my glass, then poured another and pushed the speech: “For friendship, they say,

and tenderness."

I brought them to tears, and the spine withered and dutifully pulled the vodka into the gut.

Yes, but I didn’t bring my glass, I picked it up and splashed it in his native muzzle.

Yes, but I didn’t bring my glass, raised it and splashed it in his native muzzle ...