Луна - 25/17

Забей мне тушью тело...

Забей мне тушью тело,

боль это честно,

не жалей ни меня, ни иглы, братан,

не оставь там живого места.

Всё, где была она, все её пальцы, губы

в коже моей утонули, бей,

остальное исправят

молитва и Лагавулин.

Вчера я проснулся от лунного света

и понял, что всё ещё болен,

луна, ухмыляясь, крошила во тьму

кристаллы космической соли.

Невидимый доктор ушёл в запой

и забыл пациента -

того, кто пули встретил собой,

защищая плаценту.

Убегая по росе в туман

к неизведанным краям,

ты меняла на монеты цыганам остатки тепла.

Я опять луне не заплатил, в руке камея,

лежу в траве, необратимо каменея.

Миллион, миллион, миллион, миллион алых капель... я

видимо, видимо, видимо, твой расходный материал.

Маленькой, но очень гордой луне

не хочется быть одной, а мне

не хочется видеть окно, даже во сне делиться с ней.

Не смотри, как будто я тебе должен,

ты молода, но та, что рядом, моложе.

Ты так одинока среди

древних и мудрых светил,

но то, что внутри под семью замками сидит,

прошу, не буди.

А где-то на Лысой горе

в котле варят горе, и вскоре

мы пригубим его, после выпьем до дна, до дна.

Где-то на Лысой горе

в котле варят горе, и вскоре

я волком завою, когда прикажет луна,

когда прикажет луна.

Пройдусь по коже наждачкою,

нежданчиком к тебе с подначкою,

смотри, я стёр твоё имя, боль,

но ты больше не владеешь мной,

как и эта луна-глазунья.

Я лечу себя сам от безумия

белым, белым, белым хлебом,

мякишем и горелым камышом.

Как шомполом тебя напополам,

какая Шамбала, когда меж ног напалм.

Всхлип, взмок, вскрик, дыбом клок,

ааай, в пене клык, и я почти напал.

Голышом, голышом ты танцуешь, я ушёл,

голышом, голышом ты танцуешь, я ушёл.

Не пиши мне - как отрезал -

сообщения.

Левый кипиш, я на трезвом,

только шень и я.

Град мой Китеж антитезой,

ведьма, не мешай,

ты похитишь силу жезла,

сердце мальчиша.

Брит мой череп,

вбит в гроб черен,

чёрен, чёрен, чёрен ворон,

ты влетаешь в окно моё вором,

и опять голоса поют хором.

Голышом, голышом ты танцуешь, хорошо,

голышом, голышом ты танцуешь, хорошо.

Где-то на Лысой горе

в котле варят горе, и вскоре

мы пригубим его, после выпьем до дна, до дна.

Где-то на Лысой горе

в котле варят горе, и вскоре

я волком завою, когда прикажет луна,

когда прикажет луна.

Fill my body with mascara...

Fill my body with mascara

pain is honest

don't feel sorry for me or the needle, bro

leave no place there.

Everything where she was, all her fingers, lips

drowned in my skin, beat,

the rest will be fixed

prayer and Lagavulin.

Yesterday I woke up from the moonlight

and realized that I was still sick,

the moon, grinning, crumbled into darkness

space salt crystals.

The invisible doctor went on a binge

and forgot the patient -

the one who met the bullets with himself,

protecting the placenta.

Fleeing through the dew into the mist

to unknown lands

you changed the rest of the heat for coins for the gypsies.

I didn't pay the moon again, cameo in my hand,

I lie in the grass, irreversibly stoned.

Million, million, million, million scarlet drops... I

apparently, apparently, apparently, your expendable material.

Small but very proud moon

I don't want to be alone, but I

I do not want to see the window, even in a dream to share with her.

Don't look like I owe you

you are young, but the one next to you is younger.

You are so lonely among

ancient and wise luminaries,

but what is inside under seven locks sits,

please don't wake up.

And somewhere on Bald Mountain

grief is boiled in the cauldron, and soon

we'll sip it, then we'll drink it to the bottom, to the bottom.

Somewhere on Bald Mountain

grief is boiled in the cauldron, and soon

I will howl like a wolf when the moon orders

when the moon commands.

I'll go over the skin with sandpaper,

a surprise to you with a hint,

look, I erased your name, pain,

but you don't own me anymore

like this fried moon.

I cure myself of insanity

white, white, white bread,

crumb and burnt reeds.

Like a ramrod in half you,

what Shambhala, when there is napalm between the legs.

A sob, a sob, a cry, a tuft on end,

ahh, there is a fang in the foam, and I almost attacked.

Naked, naked you dance, I'm gone

naked, naked you dance, I'm gone.

Do not write to me - as cut off -

messages.

Left kipish, I'm sober,

just shen and me.

My city of Kitezh is the antithesis,

witch, don't bother

you will steal the power of the wand,

boy's heart.

Brit my skull

driven into a black coffin,

black, black, black raven,

you fly into my window as a thief,

and again the voices sing in unison.

Naked, naked you dance, okay

naked, naked you dance, okay.

Somewhere on Bald Mountain

grief is boiled in the cauldron, and soon

we'll sip it, then we'll drink it to the bottom, to the bottom.

Somewhere on Bald Mountain

grief is boiled in the cauldron, and soon

I will howl like a wolf when the moon orders

when the moon commands.