Куплеты про поэта - Зимовье зверей

У поэта не все дома, в отпуску семья поэта.

Тяготит его истома и не вдохновляет лето.

Он отныне только брассом заплывает за буйки.

У матросов нет матрасов, у матросов гамаки.

Уа-па-па-па-да-па-па-пада, уа-пада-пада-па-па,

У матросов нет матрасов, у матросов гамаки.

Hад поэтом ходит небо, под поэтом бродит суша.

Допекла поэта нега, солнце жарит, жажда сушит.

Что бы выдумать такого, чтобы жар не мял костей?

Жить поэзией не ново, да и прозой не новей.

У поэта нету денег, не дают за рифмы взятки.

Он красив и не бездельник, но душа уходит в пятки.

Что поэзия, что Помпея, дни которой сочтены,

Я б любил ее сильнее, если б не было жены.

У поэта сухость в горле, боль в затылке, сводит брови.

Hа корню засохли корни, листья слиплись в самой кроне.

Все дубы с начала мира провожают по уму,

Сотворю себе кумира, чтоб не спиться одному.

Hет ни рвения, ни жару, нет желаний неуемных,

Даже выбросить не жалко старый радиоприеник.

Вырубаю эту ересь, но в башке звучит само:

Башаков поет про Элис, Комаров про жизнь — дерьмо.

Без семьи, один на свете, как лунатик в огороде,

Стерлись Флойды на кассете, сдохли рыбки на комоде.

Раньше мыслей было столько, а теперь в мозгу простор,

И из рифм осталось только — Гибралтар и Лабрадор.

Оправдать безделье нечем, у поэта странный вирус.

Что там сердце — даже печень у него остановилась.

Он теперь не спит ночами, воет выпью на луну

И четвертый год встречает тридцать первую весну.

Жив поэт, и снова дома, позади осталось лето,

Hедописано три тома, не закончено либретто,

Отзвенели пароходы, усвистели поезда.

У природы нет погоды — у природы как всегда.

У матросов нет матрасов, а у природы — тра-та-та…

The poet is not all at home, the poet's family is on vacation.

He is burdened by languor and does not inspire summer.

From now on, he only swims breaststroke behind the buoys.

Sailors don't have mattresses, sailors have hammocks.

Wa-pa-pa-pa-da-pa-pa-pad, wa-pad-pad-pa-pa,

Sailors don't have mattresses, sailors have hammocks.

The sky walks above the poet, the dry land roams under the poet.

Bliss has finished the poet, the sun fries, thirst dries.

What to invent such that the heat does not crush the bones?

Living in poetry is not new, and prose is not new either.

The poet has no money, they don't give bribes for rhymes.

He is handsome and not an idler, but his soul goes to his heels.

Like poetry, like Pompey, whose days are numbered,

I would love her more if there was no wife.

The poet has a dry throat, a pain in the back of his head, and his eyebrows draw together.

The roots dried up at the root, the leaves stuck together in the very crown.

All oaks from the beginning of the world see off the mind,

I will create an idol for myself, so as not to sleep alone.

There is no zeal, no heat, no indefatigable desires,

It’s not even a pity to throw away the old radio.

I cut down this heresy, but in my head it sounds itself:

Bashakov sings about Alice, Komarov about life - shit.

Without a family, alone in the world, like a sleepwalker in a garden,

The Floyds on the cassette have faded, the fish on the chest of drawers have died.

Before there were so many thoughts, but now there is space in the brain,

And of the rhymes, only Gibraltar and Labrador remained.

There is nothing to justify idleness, the poet has a strange virus.

What's the heart - even his liver stopped.

Now he does not sleep at night, howling at the moon

And the fourth year meets the thirty-first spring.

The poet lives, and again at home, summer is left behind,

Three volumes unfinished, libretto not completed,

Steamboats chimed, trains whistled.

Nature has no weather - nature, as always.

Sailors don't have mattresses, and nature has tra-ta-ta...