Песня о Ленине - Сергей Трофимов

Я не помню Ленина живьём,

Я его застал уже холодным.

Говорят, был дерзким пацаном,

Поимел державу принародно.

Отнял у богатых кошельки

И подвел под новые понятия:

Дескать, все отныне босяки —

Вот такая, значит, демократия.

Маленький, картавый, без волос,

Без конца по тюрьмам ошивался.

Видно, там несладко довелось,

Говорят, чернильницей питался.

Десять лет торчал на Колыме,

Партизанил в питерских болотах,

А потом метнулся по зиме

За бугром подтягивать босоту.

Женщин он к себе не допускал —

Все боялся, что менты банкуют.

Он, конечно, жутко тосковал,

Съест чернила и сидит, тоскует.

Но однажды в питерских Крестах

Ленин встретил каторжанку Надю,

Тоже вся на шифре, в кандалах —

Вот и поженилися не глядя.

Он Надюхе спуску не давал,

Так сказать, держал всегда на стрёме,

Сам удачно банки обувал,

Надя знала фарт на ипподроме,

В общем, жили воровской семьёй,

Вечерами резались в картишки.

Только вот о жизни половой

Вова беспокоился не слишком.

Как он мог Надюхе рассказать,

Как в далеком магаданском крае

При морозе минус сорок пять

Он по снегу полз от вертухаев,

Как, отняв ладони от лица,

Плакали навзрыд оленеводы…

Нет у революции конца!

Отдала, однако, за свободу.

От судьбы приняв такой удел,

Вова стал чудить и куролесить,

Прокатился дикий беспредел

По российским городам и весям,

Расстреляли тысячи людей,

У живых отняли пропитанье.

Вона как бывает у вождей,

Если он не вождь в интимном плане.

А теперь он вон, в гробу лежит,

Может, помер, может, притворился.

Он ведь, гад, живее всех живых,

Не, ну вона как в гробу-то сохранился.

Может быть, гореть ему в аду,

Но пока для всех, на всякий случай,

Пусть он будет лучше на виду,

Вдруг еще чего-нибудь отчебучит…

I don't remember Lenin alive

I found him already cold.

They say he was a cheeky boy

He raped the state publicly.

Took the wallets from the rich

And summed it up under new concepts:

Say, from now on, everyone is tramps -

This is what democracy means.

Small, burry, no hair,

He wandered around the prisons endlessly.

Apparently, it was not easy there,

They say he ate ink.

Ten years stuck in Kolyma,

Partizanil in St. Petersburg swamps,

And then rushed through the winter

Pull up the barefoot behind the hillock.

He did not allow women to him -

Everyone was afraid that the cops were banking.

Of course, he was terribly sad,

Eats ink and sits, longing.

But one day in St. Petersburg Crosses

Lenin met the convict Nadya,

Also all in cipher, in shackles -

So they got married without looking.

He didn't let Nadyakha down,

So to speak, he always kept on the lookout,

I successfully shoed the banks myself,

Nadia knew luck at the hippodrome,

In general, they lived as a thieves' family,

In the evenings they cut into cards.

Only about sexual life

Vova wasn't too worried.

How could he tell Nadyukha

As in the distant Magadan region

In frost minus forty-five

He crawled through the snow from guards,

How, taking your hands away from your face,

The reindeer herders wept bitterly...

There is no end to the revolution!

I gave it away, however, for freedom.

Having accepted such a fate from fate,

Vova began to play weird and play tricks,

Wild mayhem swept

Through Russian cities and villages,

Thousands of people were shot

Food was taken away from the living.

There, as it happens with leaders,

If he is not a leader in an intimate way.

And now he's out, in a coffin,

Maybe he died, maybe he pretended.

After all, he is a bastard, more alive than all the living,

No, well, it’s like it was preserved in a coffin.

Maybe he should burn in hell

But for now, for everyone, just in case,

Let him be better in sight

Suddenly, something else will chime ...