Меня что-то конкретно тревожит,

Что конкретно, сказать не могу.

То ли я его, сапогом по роже,

То ли он, рожей по сапогу…

Ничего вокруг не происходит.

И творится кругом чёрте что.

Что-то нравится мне, вроде бы,

В то же время опять не то…

Не хочу умирать молодым.

И вообще умирать не хочу.

Принесите стакан газ-воды,

Сбить сушняки палачу…

Не люблю говорить «Ненавижу»,

Не люблю говорить «Люблю».

И все встали с колен на лыжи-

Докажи потом, что не верблюд…

И не модно уже быть евреем,

А быть русским ещё не пора.

Если хочешь, то стань добрее,

Хотя какой прок от добра?

Педерасты теперь голубые,

А раньше небо было голубым.

И развлечения, теперь любые,

К примеру, питерские грибы…

Когда одни шли разводиться,

Другие шли к алтарю.

Александр Исаевич, Солженицин,

Я вас не благодарю…

Не сложно послать всё к чёрту,

Сложнее послать не всё.

И если осёл упёртый,

То лишь потому, что осёл…

Хороший художник был Пушкин,

Или Пушкин был композитор?

О чём вы, какая кружка?

-Няня, займи на литр?

Меня что-то конкретно тревожит,

Что конкретно, сказать не могу.

То ли я его, сапогом по роже,

То ли он, рожей по сапогу…

Ничего вокруг не происходит.

И творится кругом чёрте что.

Что-то нравится мне, вроде бы,

В то же время опять не то…

Не хочу умирать молодым.

И вообще умирать не хочу.

Привезти стакан газ-воды,

Сбить сушняки палачу…

Не люблю говорить «Ненавижу»,

Не люблю говорить «Люблю».

И все встали с колен на лыжи-

Докажи потом, что не веришь…

И не модно уже быть евреем,

А быть русским ещё не пора.

Если хочешь, то стань добрее,

Хотя какой прок от добра?

педерасты теперь голубые,

А небо раньше было голубым.

И развлечения, теперь любые,

К примеру, питерские грибы…

Когда одни шли разводиться,

Другие шли к алтарю.

Александр Исаевич, Солженицин,

Я вас не благодарю…

Не сложно послать всё к чёрту,

Сложнее послать не всё.

И если осёл упертый,

То лишь потому, что осёл…

Хороший художник был Пушкин,

Или Пушкин был композитором?

О чём вы, какая кружка?

-Няня, займи на литр?