Воздушный корабль - Jah Divizion, Герберт Моралес

По синим волнам океана,

Лишь звезды блеснут в небесах,

Корабль одинокий несется,

Несется на всех парусах.

Не гнутся высокие мачты,

На них флюгера не шумят,

И молча в открытые люки

Чугунные пушки глядят.

Не слышно на нем капитана,

Не видно матросов на нем;

Но скалы, и тайные мели,

И бури ему нипочем.

Есть остров на том океане -

Пустынный и мрачный гранит;

На острове том есть могила,

А в ней император зарыт.

Зарыт он без почестей бранных

Врагами в сыпучий песок,

Лежит на нем камень тяжелый,

Чтоб встать он из гроба не мог.

И в час его грустной кончины,

В полночь, как свершается год,

К высокому берегу тихо

Воздушный корабль пристает.

Из гроба тогда император,

Очнувшись, является вдруг;

На нем треугольная шляпа

И серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,

Главу опустивши на грудь,

Идет и к рулю он садится

И быстро пускается в путь.

Несется он к Франции милой,

Где славу оставил и трон,

Оставил наследника-сына

И старую гвардию он.

И только что землю родную

Завидит во мраке ночном,

Опять его сердце трепещет

И очи пылают огнем.

На берег большими шагами

Он смело и прямо идет,

Соратников громко он кличет

И маршалов грозно зовет.

Но спят усачи-гренадеры -

В равнине, где Эльба шумит,

Под снегом холодным России,

Под знойным песком пирамид.

И маршалы зова не слышат:

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили

И продали шпагу свою.

И, топнув о землю ногою,

Сердито он взад и вперед

По тихому берегу ходит,

И снова он громко зовет:

Зовет он любезного сына,

Опору в превратной судьбе;

Ему обещает полмира,

А Францию только себе.

Но в цвете надежды и силы

Угас его царственный сын,

И долго, его поджидая,

Стоит император один -

Стоит он и тяжко вздыхает,

Пока озарится восток,

И капают горькие слезы

Из глаз на холодный песок,

Потом на корабль свой волшебный,

Главу опустивши на грудь,

Идет и, махнувши рукою,

В обратный пускается путь.

On the blue waves of the ocean

Only the stars will shine in the sky

The lonely ship is rushing

Rushing on all sails.

High masts do not bend

Weathervanes do not make noise on them,

And silently into the open hatches

Cast iron guns look.

The captain is not heard on it,

No sailors are visible on it;

But rocks, and secret shoals,

And he does not care about storms.

There is an island in that ocean -

Desert and gloomy granite;

On the island there is a grave,

And the emperor is buried in it.

He is buried without scolding honors

Enemies in loose sand

A heavy stone lies on it,

He couldn't get up from the grave.

And at the hour of his sad death,

At midnight, as the year ends,

Quiet to the high shore

The airship is landing.

From the coffin then the emperor,

Waking up, is suddenly;

He's wearing a triangular hat

And a gray field coat.

Mighty arms crossed

Lowering your head to your chest

He goes and sits on the steering wheel

And quickly sets off.

He rushes to France dear,

Where he left the glory and the throne,

Left an heir-son

And he is the old guard.

And just the native land

Seeing in the darkness of the night

Again his heart flutters

And the eyes are on fire.

To the shore with big steps

He walks boldly and straight

Companions loudly he calls

And the marshals are menacingly calling.

But the mustachioed grenadiers are sleeping -

In the plain where the Elbe roars,

Under the cold snow of Russia

Under the hot sand of the pyramids.

And the marshals do not hear the call:

Others died in battle

Others cheated on him

And they sold their sword.

And, stomping on the ground with his foot,

Angrily he back and forth

Walking along the quiet shore

And again he calls loudly:

He calls his dear son,

Support in perverse fate;

He promises half the world

France only for myself.

But in the color of hope and strength

His royal son died,

And for a long time, waiting for him,

The emperor stands alone -

He stands and sighs heavily,

Until the east shines

And bitter tears fall

From the eyes to the cold sand

Then to your magical ship,

Lowering your head to your chest

He goes and, waving his hand,

The way back starts.