Москва, Садовое Кольцо - ДДТ

Ночь.

Куранты бьются злея, что-то брат им невдомёк,

Чьи бредут очки да шея, кто торчит у Мавзолея,

Чей дымится, еле тлея, сигареты огонёк.

Это я, туманом стылым разлагаюсь по Москве

Духом бледным и унылым злой простуженною силой

Надоедливой постылой в беспартийной голове.

А на улице Арбате на серебряном канате проституток выводили на расстрел,

А из тьмы автомашины каучуковые спины обещали всероссийский беспредел.

Я брожу туманной ночью по проспектам по дворам

Вижу ночью я воочию, кто гниёт и рвётся в клочья,

Кто ломает позвоночья, остывая по утрам.

Я дышу столичным газом, чеченею на ходу

Ощущаю город разом и крестом, и унитазом

Злым булгаковским рассказом, как блаженство, как беду.

А на улице Тверской, эх, в натуре, пир мирской - там тусовка, весь бомонд крутят смерти хоровод.

Там любой чл*н и кл*тор переменам всяким рад, он в Кремле стоит за Питер, под Москвой за Ленинград.

Наблюдаю, как отравой льётся шумная толпа

Жадной жаждущей оравой, тараканьей шустрой лавой

То ли левой, то ли правой без кувалды и серпа.

Я плыву усталым Ноем, я кричу спасенным Лотом,

Я кажусь себе героем небесами звездным роем.

Банкой спермы, геморроем, а точнее - идиотом.

Ничего не понимаю я в передовой глуши

Замерзаю и сгораю, умираю, воскресаю,

Балансирую по краю в вечных поисках души.

А на новеньком вокзале под весёлым потолком гастарбайтеры страдали, вывозили их силком.

Без наград и без зарплаты, как героев соцтруда, увозили автоматы, коммуналки поезда...

Night.

The chimes are beating angry, something they don't know about their brother,

Whose glasses and neck wander, who sticks out at the Mausoleum,

Whose smokes, barely smoldering, cigarette light.

It's me, I'm decomposing like a cold mist in Moscow

With a pale and despondent spirit, with an evil cold force

Annoying hateful in a non-partisan head.

And on Arbat Street, on a silver rope, prostitutes were taken out to be shot,

And from the darkness of the car rubber backs promised all-Russian lawlessness.

I wander on a foggy night along the avenues in the yards

I see at night with my own eyes who is rotting and torn to shreds,

Who breaks spines, cooling down in the morning.

I breathe capital gas, Chechen on the go

I feel the city at once and the cross, and the toilet

Evil Bulgakov's story, like bliss, like trouble.

And on Tverskaya Street, oh, in kind, a worldly feast - there is a party, the whole beau monde is twisting a round dance of death.

There, any member * n and kl * tor are glad for any changes, he stands for St. Petersburg in the Kremlin, for Leningrad near Moscow.

I watch the noisy crowd pour like poison

Greedy thirsty mob, cockroach nimble lava

Either left, or right without a sledgehammer and a sickle.

I swim with the weary Noah, I cry out with the rescued Lot,

I seem to myself a hero of heaven, a starry swarm.

A jar of sperm, hemorrhoids, or rather, an idiot.

I do not understand anything, I'm in the advanced wilderness

Freeze and burn, die, resurrect

I balance on the edge in the eternal search for the soul.

And at the new station, under a cheerful ceiling, guest workers suffered, they were taken out by force.

Without awards and without a salary, like heroes of socialist labor, they took away machine guns, communal trains ...